....Мы позвонили Брэду в тот самый день, когда в калифорнийской Венеции открылась его персональная выставка Like It Was Yesterday. Узнав, что мы из Латвии, он тут же перешел на латышский, выдав большую часть своего словарного запаса: „Paldies! Ldzu! Vai js runjat latviski?” Дальше мы разговаривали по-английски, но так, будто знаем друг друга много лет: Брэд невероятно приятный собеседник. Он поведал нам массу интригующих историй о путешествии своих предков в Америку и своих собственных приключениях в качестве фотографа на богемных вечеринках в Голливуде.

Легендарный американский папарацци и нынешний глава агентства Buzz Foto
Брэд Элтерман родился в Америке, но корни его – в Латвии. Его дедушка и бабушка переехали в США из крохотного провинциального поселка Грива, что неподалеку от Даугавпилса (кстати, родом из этих же мест всемирно известный художник Марк Ротко). Брэд обитает в Лос-Анджелесе, наслаждаясь жизнью во всех ее проявлениях. Он лишен снобизма и совсем не похож на тех стервятников, которые преследуют детей Джулии Робертс или сидят в кустах, мечтая сделать фотографию Брэда Питта с расстегнутой ширинкой. Его блестящая карьера, увековечившая мир панка, рока и попа 70-80-х годов, началась в 16 лет с фотографии Боба Дилана. Много лет он снимал знаменитостей на церемониях награждения «Оскаром». Теперь его богатый фотоархив можно увидеть на международных выставках и на страницах недавно вышедшего альбома под названием Like It Was Yesterday.

Как ваша семья попала в Америку?
Мой дедушка Вольф Элтерман с женой Идой и двумя дочерьми жил в поселке Грива недалеко от Двинска (тогдашнее название Даугавпилса). В 1904 году, когда уезжали многие еврейские семьи, они тоже решили отправиться в США. Переезд превратился в настоящую эпопею. Сначала дедушка поехал один. Пешком он добрался из Даугавпилса до Елгавы, где оформил необходимые документы, а потом – до Лиепайского порта, где собирался сесть на корабль, следующий за океан. Но денег на билет у него не было, так что в Лиепае ему пришлось задержаться, чтобы найти работу и скопить необходимую сумму. В общем, в Америку он попал только спустя три месяца. Когда он высадился в Нью-Йорке на острове Эллис, у него в кармане было всего 13 долларов – по крайней мере, об этом свидетельствует наш семейный архив. Прошел целый год, прежде чем дедушка заработал денег на билеты жене и дочерям.

А вы сами бывали в Латвии?
Пять раз. Довольно много времени я провел в Латвийском государственном историческом архиве. Бесконечно благодарен руководителю сектора научных справок Рите Богдановой, без которой я вряд ли смог бы найти информацию о своих предках – дедушкино свидетельство о рождении и упоминания о нашем роде в пяти поколениях. В Гриве я был только один раз, в 2004 году. Увы, от прежнего поселка практически ничего не осталось. Побывал я и в Юрмале – там похоронен мой двоюродный дедушка.

Что вас побудило искать свои латвийские корни?
Я очень горжусь своими предками. Они всю свою жизнь тяжело работали и много сделали, чтобы я теперь мог хорошо жить. И хотя мои латвийские предки умерли еще до моего рождения, память о них для меня свята. Когда в Гриве я шел по той самой пыльной дороге, по которой в свое время ходили мои прадеды, ощущения были просто непередаваемые. Я пытался представить себе, что чувствует человек, покидающий свое родное гнездо, своих родных и близких, отправляясь в далекую и неизвестную страну. На мой взгляд, для дедушки это был очень трудный выбор... Да, для меня было важно точно выяснить, откуда я родом, осознать свои корни. Когда я приехал в Гриву, меня пригласила Еврейская община Даугавпилса. Позже я познакомился с Фаридой Залетино из Даугавпилсского музея, которая приготовила для меня особый сюрприз. В 1873 году в Даугавпилсе свою мастерскую открыл фотограф В. Штейнбергс. О том, на каком уровне работал этот человек, свидетельствует то, что его работы удостоены награды на выставке в Париже. Но для меня важнее было то, что этот фотограф более ста лет назад снимал мою бабушку Иду. Я взял с собой копию этого портрета. Когда я его показал Фариде, она был очень удивлена,
и потом предоставила мне возможность познакомиться со всем архивом фотографий Штейнбергса, сохранившихся в музее.

А как вы сами решили заняться фотографией?
Моя мама Фрэнсис была талантливой художницей. Именно она повлияла на мое восприятие мира, приобщила меня к искусству и побудила заняться фотографией. Благодаря ей я, еще будучи подростком, познакомился с Энди Уорхолом. Как-то раз мама сказала, что хочет познакомить меня с «молодым и интересным художником». В то время я уже начал фотографировать,
и камера на той встрече у меня с собой была. Потом фотография Уорхола, разговаривающего с мамой, затерялась в моем архиве. А когда недавно я на нее наткнулся, то обнаружил, что с течением времени она приобрела совсем иной контекст и иную ценность. Именно поэтому я решил опубликовать ее в своем фотоальбоме. Забавно, что меня не покидает ощущение, будто эта знаменательная встреча произошла буквально вчера.

Как началась ваша карьера?
Это произошло совершенно случайно. В 1974 году, когда мне было 16 лет, в Лос-Анджелес приехал мой кумир Боб Дилан. Собираясь на его концерт, я одолжил у приятелей фотоаппарат. Сидел я в первом ряду, поэтому фотографии у меня получились вполне сносные. Одну из них напечатали в журнале. Так я стал работать внештатным фотографом в разных изданиях,
в том числе, в журнале Rolling Stones. В общем, я повторил судьбу героя фильма «Почти знаменит» (Almost Famous). До сих пор я считаю, что именно фотографии Боба Дилана сыграли в моей жизни решающую роль. Так что спасибо ему за это. Вряд ли он меня сегодня вспомнит… Но это и не важно. Главное, что я его помню.

А что в этой профессии вас особенно привлекало?
В молодости меня восхищала работа папарацци Рона Галеллы, который был знаменит своими снимками Джеки Онассис. Мы с ним познакомились, и он стал моим наставником. Рон научил меня тому, что хорошая фотография – неважно, сделанная исподтишка или когда герой тебе позирует, – всегда рассказывает какую-то историю. Артистов нужно снимать тогда, когда они наиболее естественны. В 1975 году я узнал, что в Лос-Анджелес приехал Дэвид Боуи. Я дождался его у входа в студию звукозаписи, отщелкал целую пленку, но снимки получились совершенно невыразительные. Тогда я прождал его всю ночь, и в 6 часов утра сделал снимок, ради которого стоило так долго мучиться. На этом снимке Боуи после бессонной ночи выходит из студии и садится в грязную машину. Фотографию сразу же купил журнал Creem.

Итак, музыкальный мир распахнул перед вами свои двери...
Пресс-агентам казалось забавным, что такой молодой человек может проявлять такую настойчивость! Тем более, что в те времена никто не фотографировал рок-звезд. Я бросил школу и начал путешествовать следом за Eagles, Родом Стюартом, Boney M… В 19 лет я осознал, что в Европе требования к фотографиям гораздо выше, чем в США, и публикации в европейских изданиях, в частности, в журнале Paris Match, стали хорошим
стартом для моей карьеры. К тому же все группы мечтали об интернациональной рекламе!

Какие у вас остались воспоминания о том времени?
Безумные! Я путешествовал с рок-звездами, мне полностью доверяли, потому что знали, что я не сделаю никаких компрометирующих снимков. У меня был какой-то талант оказываться рядом со звездами в самом начале их карьеры: на моих глазах рождалась слава Duran Duran и Джоан Джетт, Николетт Шеридан и Брук Шилдс. Я ездил с фотоаппаратом по всем голливудским тусовкам, посещая по две, а то и по три вечеринки за день, встречался там с такими звездами, как Джек Николсон, Шер... Конечно, этот мир был полон
крайностей – наркотики, оргии... Но все мы тогда были молоды: и я, и группа Ramones, и мой друг Стив Джоунс, гитарист Sex Pistols, которого я сфотографировал плавающим в бассейне и имитирующим мастурбацию.
Это получилось абсолютно спонтанно, и было на сто процентов в духе 1977 года!

В то время звезды были так доступны?
Помню, в 1980 году мне позвонил менеджер одного неизвестного мне артиста по имени Мэтт Диллон и попросил сделать фото его клиента. Я приехал и быстренько его снял. Сейчас такое даже представить себе невозможно! Теперь, чтобы снять звезду, требуется грузовик с продуктами, стилист, визажист, парикмахер, менеджер, пресс-аташе, агент, адвокаты... – в общем,
куча народу, каждый из которых зарабатывает на звездах. А до начала 80-х все было иначе...

Наверное, все эти препятствия, вставшие между артистами и прессой, и способствовали появлению института папарацци?
В каком-то смысле да, потому что доступ к звездам оказался закрыт. Сегодняшние папарацци ничего не знают о фотографии, они беспорядочно щелкают все подряд, не уважая частную жизнь людей, они очень опасны. А тридцать лет назад, когда среди фотографов не было такой конкуренции, все мы были друзьями. В те времена я и представить себе не мог, что шоу-бизнес певратится в такую индустрию! Цифровые технологии и Интернет тоже внесли свою лепту в этот процесс. С другой стороны, нужно уважать публику. Именно поэтому, после управления двумя агентствами, одно из которых я продал компании Getty Images, я создал студию Buzz Foto. Моя цель – доказать, что фотографии знаменитостей могут быть качественными. Ну что интересного в снимке Пэрис Хилтон на какой-то нибудь вечеринке? Ничего. А та же Пэрис Хилтон, выходящая из своего летнего дома в Малибу, одетая в леопардовое бикини и туфли на каблуках, с собачкой под мышкой, вынимающая розовую доску для серфинга из своего Бентли за 300 000 долларов – вот такой снимок достоин того, чтобы его опубликовать! В конце концов, и Анри Картье-Брессон, и Элен Левитт, и Уокер Эванс – все они были своего рода папарацци.

Как вы относитесь к нынешнему Голливуду?
Брэд и Анджелина – очень красивые люди, но они слишком контролируют себя. Неудивительно, что все хотят увидеть их в естественном виде. Такие девушки, как Пэрис Хилтон или Николь Ричи, которым популярность
досталась ни за что, – достаточно вульгарны, хотя меня как профессионала именно это и привлекает. Настолько, что я вновь принимаюсь за работу. Мне очень хочется поснимать этот мир попсы, мир откровенно дурного вкуса. Я мечтаю сфотографировать Линдси Лохан – такую красивую, но которая так себя уродует! Объектив это обожает!

А какой момент в вашей фотографической жизни стал для вас самым волнующим?
Это был день похорон Элвиса Пресли. Весь мир скорбел из-за ухода короля рок-н-ролла, и мне удалось побывать в эпицентре этих эмоций.

Какой из своих снимков вы любите больше всего?
Однажды после концерта Боба Дилана к нему за кулисы пришел Роберт Де Ниро – только что на экраны вышел его фильм «Таксист», сделавший его знаменитым. Я их сфотографировал, и Дилан меня тогда спросил:
«Ну, и сколько ты на этом заработаешь?» Я ответил: «Много!»